Разговор#1. Начало.
     - Да, конечно. Тоже мне, бином Ньютона! Лучше скажи, как там твоё левое копыто поживает.
    Таким образом, я откликнулся на кодовую фразу: "Ты меня слушаешь?". Нельзя же постоянно отвечать "Да, конечно", или "Конечно слушаю" или просто "Да". Через некоторое время такие ответы приедаются. Нужно находить новые, столь же значительные, ни к чему не обязывающие, но, более осмысленные. Со временем это становится своего рода игрой - думай, о чём хочешь, но всегда вовремя отвечай. И я почти никогда не промахиваюсь. Как чудесно, что мы друг друга не видим!
     - Ну, и что ты обо всём этом думаешь?
     - Обо всём - ничего. Ты столько всего понарассказала, что невозможно сказать что-нибудь конкретное.
     - Да я только уточняла, что ты…
    Это уже хуже. Интересно, о чём же она всё-таки говорила?
     - Ну ладно, ладно. Я думаю, что нужно тебе послать этого парня на… к чертям. Со всеми его комплексами. Иначе сама рехнёшься.
     - Что есть рехнёшься?
     - Сойдёшь с ума.
     - Может, ты и прав. Кстати, ты не забыл, что в пятницу тебе встречать Сюзан?
    Попал! Опять попал! Чёрт возьми, мне бы в цирке выступать, демонстрируя такие выдающиеся способности! И что она там говорит про Сюзан?!
     - Кристи, солнышко, я что, совсем склеротик? Кто делал ей приглашение, снимал квартиру…
     - Просто я хотела тебе напомнить…
     - Нет у меня склероза! Давай лучше обсудим твою личную жизнь более подробно. Мне тут говорили, что Брюс - вполне нормальный…
    Не спорю, это довольно сомнительный приём, но нужно же как-то мстить?! Впрочем, сам виноват.
    Несколько месяцев назад, когда мне до смерти надоело писать и отправлять письма безликому серверу, я установил на компьютере Кристин телефонную программу. В самом деле! Это же значительно лучше, чем писать русские слова латиницей и давать обширные пояснения на английском. Ещё более обширные, чем русские тексты. Теперь мы сможем общаться почти "вживую". Не хватает только изображения. И это маленькая, но всё-таки радость.
    Наивным образом, я полагал тогда, что если у тебя есть друг, то общение с ним или с ней - одна из главных целей существования. И вот, одним дождливым вечером, аккурат перед выходом во двор с собакой, раздался тяжёлый и смачный звонок. На нём, массивными золотыми буквами было начертано: Made in U.S.A. Радости моей не было предела. Ещё бы! Звонок этот не от тех людей, с которыми и так еженедельно общаюсь, на каком бы континенте они не жили, это звонила Кристин. Трубку не поднимал секунд сорок - любовался переливающимся блеском завораживающей надписи. Потом, убоявшись, что Кристин надоест сидеть у компьютера, я медленно, смакуя и причмокивая, снял трубку…
    С тех пор, чтобы не случилось, в одиннадцать вечера по московскому времени, жизнь моя прекращается на два часа с хвостиком - сорок минут разговора с Кристин, пятьдесят минут на выгул собаки, и, снова полчаса разговора. Вторые полчаса - это как бы резюмирование, подведение черты и подбивание итогов после первого, сорокаминутного разговора. Три дня было интересно. Через неделю надоело. Ещё через неделю стало раздражать. А через месяц я привык. Привык настолько, что когда Кристин не позвонила в положенное время, испугался и позвонил сам. Оказалось, что у неё остановились часы. Слава богу, не биологические. А ещё через месяц повесил на стену список кодовых фраз, на которые необходимо реагировать, и примерные ответы на них.
     - … и знаешь, что он мне ответил?
    Очередная кодовая фраза. Здесь возможны варианты от "Даже не представляю" до "Любой мужик отреагировал бы довольно резко". Но, впервые за последние четыре дня, я решил поучаствовать в разговоре на сознательном уровне:
     - Ну ладно. Чего бы он там тебе не ответил, полагаю, ты в долгу не осталась. И чёрт с ним, с этим Брюсом. Тебе он надоел, мне он надоел, а говорим только о нём. Скажи, ну какого хрена ты его терпишь? Гони его! Это же твоя квартира!!! Ты же умная и красивая, а у него тонкие губы и рыбьи глаза!
     - Не ори так, он услышит…
     - И что он поймёт? Я же по-русски ору, а по твоим словам, до него и английский доходит процентов на пятнадцать! Тресни его по башке клавиатурой, и гони…
    В телефонной трубке захрипело, затрещало, кто-то завопил на зарубежном языке, и, зазвучали частые гудки отбоя. Боже! Неужели она сделала это?! Кристин треснула по башке своего милого клавиатурой от компьютера? У неё же ноутбук! Значит, и клавиатурой, и системным блоком, и монитором, и, тяжеленной никель-кадмиевой батареей.
    Не медля ни секунды, я включил компьютер, и пока он загружался, воображение рисовало всевозможные картины. Одна другой ужасней. Вот Кристин сидит и спокойно разговаривает, а этот олух смотрит по телевизору мультфильмы. Она хватает компьютер, и изо всех сил лупит его по башке. Брюс конвульсивно дёргается, кровь заливает кресло, а Кристин всё бьёт и бьёт его. Нет! Такого быть не может, потому что не может быть никогда.
    Компьютер загрузился. Я нашёл нужный значок и кликнул на него мышкой. Так. Не работает. Чёрт. Неужели повис? Или программа слетела? Нажимая на всевозможные кнопки и щёлкая мышью по разнообразным значкам, я не сразу заметил, что модем-то выключен! Помянув половину разнообразных родственников, включил модем, запустил программу и начал ждать. Потом, налив чая, надел наушники. И вовремя: неизвестный голос сообщил точное время. Помянув родственников с другой стороны, я нашёл правильный значок и принялся ждать снова. Тем временем, воображение продолжало рисовать жуткие картины. По мере сил, я отгонял устрашающие видения, задерживаясь только на самых интересных:
    Брюс сидит на полу и разглядывает детские комиксы. Рот его приоткрыт от непомерного умственного усилия, лоб сморщен, глаза прищурены. Две женские руки опускают на него ноутбук, тот ломается пополам, а Брюс переворачивает очередную страницу.
    Занято. Чёрт, там занято. Включаю автодозвон. Иду курить, не снимая, впрочем, наушники. У меня прекрасные наушники с двадцатиметровым шнуром. В случае пожара по нему можно спуститься с третьего этажа. И ещё останется. Люблю хорошие шнуры!
    Занято. Всё время занято. Видимо, в бою пострадал телефон. Или уцелевшая сторона вызывает полицию и скорую. А может, и пожарных. Что делать? Набираю Иркин номер. Она живёт в двадцати кварталах от Кристин, и, при желании, может добраться до последней минут за двадцать. Так, автоответчик. Значит, нужно позвонить на мобильник.
     - Ирка, привет!
     - Привет, привет. Как дела? Ты откель звонишь?
     - Из Москвы. Слушай, тут такое дело, а мне с собакой гулять…
    Я рассказал всё как есть. Она слушала, не перебивая. Потом сказала:
     - А ты телефон освободи. Она тебе через пять минут и перезвонит. У тебя же всё время занято!
     - А я посредством компьютера звоню! Если бы она звонила, то встала бы на ожидание. Или в разговор бы наш влезла.
    Ирка сочувственно вздыхает. Потом говорит:
     - Иди гуляй с собакой. Она… Ладно. Через сколько ты вернёшься?
     - Минут через сорок. А что?
     - Она тебе позвонит. Или я позвоню. Или ещё кто-нибудь позвонит. Иди, гуляй. Проветрись.
    И трубку положила. Я тупо смотрел на экран, который сообщал о продолжительности разговора, полученных и отправленных килобайтах, скорости потока, и прочей жизненно необходимой информации. Выключив модем, я отправился на прогулку.

Прогулка#1
    Говорят, что мы с Псом похожи. Абсолютная чушь и ложь! Как могут быть похожими толстый мужик с хвостом и лысиной одновременно, и поджарый, лохматый рыжий колли? Никак. Но, такие разговоры я не раз слышал сам, о них рассказывала жена, а Пёс и вовсе, чуть не заявляет об этом вслух. Для пресечения подобных бредней, а так же из-за склочного характера моей ненаглядной собачки, я никогда не спускаю его с поводка. Наверное, со стороны это и выглядит забавным - мы как бы связаны единой пуповиной, и я вынужден повторять почти все эволюции, совершаемые Псом. Ну, разве что, не приходится задирать ногу и рыть лапами землю или снег. А так - куда он, туда и я.
    Обычно, на прогулку я беру ещё и плеер. Пока собачка делает свои дела, я слушаю музыку. Просто так повторять все его движения очень тоскливо. Но, то ли музыка была сегодня особенно скучной, то ли разговор с Кристин так подействовал - очень хотелось поскорее добраться до телефона. Борясь с искушением, я выбрал самый длинный маршрут. Даже если пройти его без собаки, ни разу не останавливаясь и ни на что не отвлекаясь, он займёт больше двадцати минут. Ну а с Псом значительно больше. Значительно.
    Обнюхав и описав очередную красивую машину, Пёс кинулся ко мне за одобрением. Пришлось чмокнуть его в нос, и, обрадованный, он бросился искать ещё более красивую машину. Н-да, что же там произошло на самом деле? Может, это, действительно, привет от Била Гейтса? И гостиная Кристин не залита кровью, а она сама не вытаскивает тело через чёрный ход? Так, хватит! Ничего там не случилось. И чего гадать? Через полчаса всё узнаю из первых рук. Нет, не рук, а уст. Из первых уст.
    Размышления мои были прерваны натянувшимся поводком. В ушах гремели конголезские барабаны, воображение опять рисовало какую-то пакость, и собачка была совершенно забыта. Стыдно. Я посмотрел на Пса. Сначала просто посмотрел, а потом посмотрел с умилением. Выставив задние лапы вперёд передних, он изо всех сил тянул поводок. "Ласточка моя, птенчик мой!"
    С этими словами я зашёл к нему сбоку, и дал полную свободу. В ушах бухнула тарелка, и я принялся думать о работе. Ни одной свежей идеи. Джентльменский набор банальностей. Ладно, не можешь - не думай. Мысли вернулись в привычное русло, но, хозяин я своей голове, или так, покурить вышел? Буду думать о собачке.
    Словно почувствовав, о ком я собрался думать, Пёс набросился на меня с требованиями любви и ласки. Погладив, где положено, почесав за ухом, я принялся выдумывать ему имя. Разумеется, такие банальные имена, как Тобик или Бобик были отвергнуты ещё в тот день, когда Пёс только появился в доме. Именем предыдущей собаки, сгинувшей бесследно, называть нельзя. Хотя имя было шикарное - Тацио. Другие японские имена не подходили. Ну, в самом деле, нельзя же назвать собаку Мифуро или Акира. "Генезис" был отвергнут, как не отвечающий внутреннему миру собаки, а против Фила выступила жена. Её дедушку звали Филипп. Габриель, Питер, Тони и Майк имена слишком человеческие. Так что, любимая группа не дала имени моей собаке. Как не дали, впрочем, и другие, не менее любимые команды. Был бы он девочкой, назвал бы Фридой. Но, к сожалению, а может, и к счастью, он мальчик. Фрида… Фрида… Фридом! (Freedom - свобода (англ.)) Классное имя!
     - Эй, Фридом, иди ко мне!
    Слишком занят. Не реагирует. Ну-ка, проведём контрольный опыт:
     - Эй, Пёс!
    Реакция мгновенная. Передние лапы уже на моих плечах, а язык облизывает нос. Супер! Видимо, за пять лет он так привык к временному имени "Пёс", что переучить на новое вряд ли удастся. Ну и ладно. Но имена мы придумывать не перестанем.
    В ушах опять загремели конголезские барабаны, и я достал плеер. Пора возвращаться. Как же мне это Конго надоело! И какого чёрта я слушаю эту пластинку, когда ещё год назад предельно чётко охарактеризовал её как "Рафинированное дерьмо высшей пробы". Ну и что, что Генезис! Это не Генезис, а его жалкие обломки.
    Вновь Пёс прервал мои размышления. Оказывается, задумавшись, я наступил ему на лапу. Ну чего ты так воешь! Каждый день ты наступаешь мне на ноги раз по двадцать, я же тебя не кусаю! Всё, хватит стенаний! Идём домой. Сейчас будет звонить Кристин или Ирка, а мы тут в луже стоим.
    Опустив голову, Пёс понуро направился в сторону дома. Чёрт, а если они уже звонили? Придётся дозваниваться самому. Ладно, тридцать центов в час это, конечно, не деньги. Но это у нас сейчас поздний вечер. А в Калифорнии теперь разгар рабочего дня. Одиннадцать часов разницы.
    Войдя в квартиру, я первым делом спросил, звонила ли Кристин. Жена ответила, что да, звонила, и я с ней разговаривал. Около тридцати минут. Разве я не помню? Я махнул рукой, и, севши за компьютер, решил поиграть во что-нибудь минут пятнадцать, а уж потом звонить. Но, конечно, Кристин позвонила сама. Минут через пять после моего прихода.

Разговор#1. Завершение.
     - Господи, Кристин, что у тебя случилось?!
     - Ничего. Соединение прервалось, а потом я стала опять тебе звонить, но у тебя…
     - Это я тебе звонил. А как Брюс? Ира тебе звонила?
     - Да. Сказала, что ты дурак.
     - Это я и без неё… а Брюс?
     - Ушёл. Сказал, что на работу.
     - А на самом деле?
     - На работу. Он так сказал.
    Всё. Заклинило. Ни в жизни мне не узнать, куда же, по мнению Кристин, ушёл Брюс. Конечно, можно перейти на английский, но та же Кристин попросила говорить только по-русски. Ей, видите ли, нужна практика. А мне, стало быть, не нужна. Интересно, зачем нужна практика, если она собирается писать для Голливуда? И, в продолжение этих размышлений, я брякнул в трубку:
     - Listen, Christine! What do your need a Russians practice?
     - I need! And, fuck… я же просила тебя, говорить по-русски!
     - Мне тоже нужна практика.
     - Тогда относись к языку с уважением! Постарайся произносить слова по-английски, а не по-немецки! Если хочешь, можешь говорить по-немецки. Этот язык ты почему-то уважаешь.
    Это правда. Никогда не утруждал себя произношением. Язык сломаешь. А немецкий въелся в меня с детства, и, переходя на него, я не думаю ни о грамматике, ни о произношении. Он для меня второй родной язык. Можно не говорить на нём годами, но забыть ничего не забудешь. Это потому, что с трёх и до шестнадцати лет он был зачастую не вторым, а первым.
     - Он похож на русский. Во всяком…
     - Ничего он не похож! Но ты говоришь на чистом Бюненшпрахе (Buhnensprache (нем.) - язык сцены, считается правильным немецким языком), тогда как английский…
     - Ты не дала мне договорить. Он для меня похож. И говоря на нём, я не слежу за произношением. С детства, понимаешь?
     - Ну, правильно. Ты известный консерватор. Помнишь только то, что было давно, приветствуешь…
     - А, между прочим, твой акцент значительно уменьшился. И словарный запас возрос. Ты говоришь, почти как десять лет назад. Кстати, а что ты мне хотела сказать, кроме этих оскорблений?
    Вот она и приободрилась. Теперь можно поговорить не только на бытовые темы. Может, чего интересное расскажет.
     - Каких оскорблений? Я не собиралась тебя обижать!
     - Ладно, проехали. Ты что-то говорила насчёт своей писанины.
     - Ничего я не говорила! И все вы…
     - Кристин! Почему ты не пришлёшь свои опусы? Ты ведь получаешь всё, что я делаю. И прозу, и дизайн, и музыку. Неужели ты думаешь, что я буду зубоскалить без повода?
    Тишина на том конце. Явление если и не историческое, то, во всяком случае, редкое. Задумалась, слышно как мозги скрипят. Не перегрелась бы. Опасно это, с непривычки так голову напрягать.
     - Ты что молчишь?
     - Думаю.
     - Давай ты на досуге подумай, а завтра скажешь "нет". Или сегодня перешлёшь что-нибудь. О`к?
     - О`к. Знаешь, я ещё хотела поговорить о Сюзан.
    Я взвыл. Про себя, конечно. Только ещё одного напоминания мне не хватало!
     - Знаешь, я никогда не анали… анале…
     - А-на-ли-зи-ро-ва-ла.
     - Анализировала? Правильно?
     - Абсолютно. Запиши. По буквам продиктовать?
     - Нет. Я знаю, как это пишется.
    Вот тут она молодец. Никогда не обижается, и всё записывает в специальную тетрадочку. Потом учит, то, что забыла. Или, как я скажу.
     - Так вот: я никогда не анализировала поведение Сюзан. Она - моя лучшая подруга.
     - Да, я хорошо помню, как вы чуть не подрались в автобусе.
     - А я хорошо помню, как ты пытался…
     - Это было давно и неправда. К тому же, я был свински пьян. А вы до неприличия трезвы. Ладно, замнём для ясности.
     - Что это на тебя сегодня напало? Ты всё время меня перебиваешь! И, что значит, "замнём для ясности"? Как можно замять, чтобы было ясно?
     - Это сленг такой. Ну, не совсем сленг, но этим выражением я часто пользуюсь. Нравится оно мне. А значит оно…
    Пускаюсь в недолгие объяснения. За последние месяцы пришлось научиться толковать самые нелогичные выражения. И толковать их коротко и доступно. Сейчас это делать значительно проще, чем было в начале.
     - Понятно. Тогда я продолжу, про Сюзан.
     - Валяй.
     - Знаешь, она недавно приезжала.
     - Знаю. Она мне рассказывала. И ты рассказывала.
     - Мне показалось, что она… что у неё… мания.
    Если бы я стоял, то сел бы. Но я итак сижу. Наверное, нужно встать. Для равновесия.
     - Кристи, акстись! У Сюзан папа врач, мама врач, даже бойфренд и тот врач. И предыдущий бойфренд тоже врачом был. Давно уже всё…
     - Да не про то я! Я не говорю, что у неё… крыша поехала. Правильно?
     - Правильно. Можно ещё "крыша потекла". Или "протекла"
     - Я просто хочу сказать… ну, я давно замечала… а теперь…
    Кристин замолчала. Интересно, что же это такое она желает поведать о своей лучшей подруге? Конечно, она стесняется. А с другой стороны, если она решилась на подобный шаг, то должно было случиться нечто совершенно необыкновенное.
     - Ты чего замолчала?
     - Ну, понимаешь, с одной стороны, я должна, просто обязана сказать тебе. Но…
     - С другой стороны Сю - твоя лучшая подруга. Понимаю. Тогда, лучше не говори.
     - Но ты мой лучший друг! И то, что я могу сказать тебе, я не могу сказать даже Сюзан.
    Это правда. Действительно, я её лучший друг. Не видимся годами, бывает, и не общаемся довольно долго. Но друзья мы очень близкие. Несмотря ни на что.
     - Знаешь что? Давай ты до завтра подумаешь, а потом всё скажешь. Или не скажешь. О`k? Обещаю, что не буду смеяться.
     - Только попробуй.
     - И, вообще, где ты видела нормальную американку?
     - В зеркале.
     - Прекрати. Нормальных американских женщин в природе не существует. Мужики - да, бывают. Спорить не буду. Но…
    И тут она завелась:
     - И скольких американских женщин ты знаешь? Да и те, кого ты знаешь, ты видел…
    Всё известно, что она хочет сказать. Тысячу раз я слышал подобные аргументы, но нормальных американок видеть не довелось. То есть, конечно же, в США есть нормальные женщины, и с определённой натяжкой их можно назвать американками. Но все они родились за пределами США, и чем дольше прожили на исторической родине, тем они нормальнее. Подождав, пока Кристин закончит свою обвинительную речь, я продолжил:
     - Во-первых, я не говорю о тех американках, с которыми я познакомился в России. Здесь даже диагноз ставить не надо - сам приезд их сюда является доказательством. Чтобы к нам приехать, нужно свихнуться окончательно и бесповоротно…
     - Что ты такое несёшь…
     - Во-вторых - я продолжал, не обращая внимания на гневные возражения, - в Америке мы тоже бывали. И, да, я видел там нормальных женщин. Из Англии, России, Германии, Мексики. Абсолютно нормальных. Некоторые даже паспорта ваши заимели. Но что касается коренного населения, то тут - полный набор маний и фобий…
     - Не смей так говорить об индейцах! Во мне тоже есть индейская кровь…
     - В данном случае под коренным населением я подразумеваю англо-саксонское. Индейцы же в полном порядке.
    Кристин злобно засопела в микрофон. Видимо, нечего ей ответить на столь аргументированный монолог.
     - Приведи хоть один пример! Хоть один, а то я… а то я…
     - Да сколько угодно! Что делает нормальная женщина, узнавая об измене мужа?
     - Подаёт на развод. Нанимает адвоката.
     - Вот и я о том же. Нормальная женщина сначала выясняет, что и почему. Потом, если любит, пытается исправить положение. Как-то изменить ситуацию. А уж потом… Американка же пытается законным путём раздеть своего единственного и драгоценного до нитки, вышибить из него алименты и извалять в грязи. Разве нет?
     - Каждый поступает по-разному. Да и…
     - Но первой твоей мыслью, рефлексом, было, цитирую "развод и адвокат".
     - А разве не правильно?
    Перекладываю трубку к левому уху - правое совершенно затекло. В этот момент в комнату зашёл Пёс, и решил поиграть со мной. Пришлось спасаться от него в ванной. Хорошо хоть Кристин этого не видит.
     - Что там у тебя происходит?
     - Да Пёс припёрся. Я скрылся в ванной.
     - Передавай ему привет. Ты так и не придумал имя?
     - Придумал. Фрида. Но оно женское, и на него Пёс обижается. Сегодня предложил ему другое - Фридом. На него он не реагирует.
     - Оставь его "Псом".
     - Так, видимо, и придётся сделать. А что до американских женщин, то расскажу тебе один случай…
     - Не надо. Я поняла, что ты имеешь в виду. Могу добавить от себя. Но не стану. Ладно, давай завтра закончим. Мне бы нужно поработать.
     - Светлая мысль. И я тоже, поработаю. Всё, солнышко, до связи.
     - Пока.
    Выйдя из ванной, я обнаружил сразу несколько противоречивых ощущений: жажду бурной деятельности, желание позвонить Сюзан и язык Пса на лице. Всё это было немедленно ликвидировано, кроме языка. Язык я запихнул на место, а Пса отправил баиньки.
    Зайдя в комнату, я включил большой компьютер. Жена, с ноутбуком на коленях смотрела какой-то скучный фильм. Может, он и не был скучным, но выражение лица моей ненаглядной вобрало в себя скуку и тоску всего современного отечественного кинематографа. Впрочем, фильм был французским. Оторвавшись от созерцания обоих экранов, она спросила:
     - Ну, как поговорили?
     - Обычно. Что может быть необычного в разговоре, длящимся уже несколько месяцев?
    Пожав плечами, она вернулась к созерцанию. Пора и мне делом заняться. Машина загрузилась, и я с отвращением запустил программу расчётов некой сложной железной конструкции. Конечно, вряд ли эта конструкция когда-нибудь полетит. Не летают мосты. А если и летают, то очень недолго. Но, ничего не поделаешь. Даже математикам приходится заниматься прикладными делами. Хорошо хоть не заставляют сидеть на работе с девяти до пяти. Но, денег всё одно не платят.
    Через час тупая работа надоела настолько, что я решил написать программу, рассчитывающую все сложные конструкции без участия человека. Записал идею на бумажку и прилепил к компьютеру. Потом отлепил. Если сделать такую программу, то я стану безработным. Нет, надо нарисовать ещё пару банеров. За пять банеров платят столько же, сколько и за месяц расчётов, а рисовать их - десять минут.

Разговор#2. Начало
     - Привет.
     - Здравствуй, солнце полуночное.
     - Ночью бывают звёзды и луна. А солнце - только днём. Между прочим, у нас сейчас именно день.
     - Угу.
     - Ты что, жрёшь что ли?
     - Угу.
     - Выплюнь. Хватит. Итак в дверь не проходишь.
     - Гнусная ложь. Прохожу. Как твоя нога?
     - А что с ней может случиться?
     - Я имею в виду, не болит? А то приезжай, вылечу.
    Сегодня Кристин позвонила на полчаса раньше, и я не успел дообедать. Зато успел присобачить к телефону радионаушники. Так что теперь руки мои свободны. Или, как сейчас, заняты бананом.
     - Ничего у меня не болит, что ты ко мне привязался!
     - Крис, ну что ты… я просто забочусь о твоём здоровье. Кстати: а как там Брюс?
     - Нормально. Как всегда. Вчера я его чуть не выгнала.
    Вот это уже прогресс! Всего три месяца науськиваний с моей стороны, плюс постоянный Иркин пропил, да плюс Сюзан. Ещё немного, и мы одолеем это чудище по кличке Брюс. Что она в нём нашла? Конечно, я его никогда не видел, даже двумя словами не перекинулся. Но надо же помочь другу осознать ошибки! Иначе в чём смысл дружбы?
     - А почему "чуть"?
     - Тебя это и в самом деле интересует?
     - Ага!
     - До чего же все вы любите лезть в мою жизнь! Ты ещё ладно, а вот…
    Конечно, мне есть, что на это ответить. Но, самое интересное, что в личную жизнь Кристин никто и не лезет. Она туда затаскивает кого только может. Невольно возникает вопрос: вот когда у нас личная жизнь была общей, там тоже топтались стада невидимых доброжелателей? Спросить что ли? Не стоит. Одиннадцать лет прошло. Или десять?
     - Девять с половиной. С чего ты вдруг вспомнил?
    Всё-таки телефонная трубка имеет существенное преимущество перед наушниками. Если и произносишь реплику в сторону, то на другом конце ничего не слышно. А тут нужно отворачивать, или прикрывать микрофон рукой, что с одной стороны неудобно, а с другой - непрактично. Ничего, и на это у меня рефлекс выработается. Это тебе не изображение. Там уж не скроешься.
     - Да так, подумал…
     - Не жаловаловало… не жалова…
     - Не жаловалась. Не мучь себя.
     - Да. Спасибо. Нет, я никому тогда ничего подобного не рассказывала.
     - А почему? Только не говори, что не на что…
     - Молодая была, глупая.
    Интересные иногда делаешь открытия! Значительно интереснее тех, за которые присуждают нобелевские премии. Оказывается, жили мы не так хорошо, как я думал. Просто, она не знала, что можно с таким интересом и взахлёб перетряхивать… ну да ладно. Действительно, столько уже лет прошло, всё быльём поросло.
    Теперь нужно перевести разговор на Сюзан. Мягко так, ненавязчиво. Иначе - всё, засну. А спать никак нельзя, надо ещё с собакой гулять. Кристин произнесла очередную кодовую фразу:
     - Ты меня слушаешь?
     - И очень внимательно. Знаешь, мне интересно, как ты объясняешь Брюсу наши ежедневные разговоры.
     - А почему именно сейчас? Ты меня совсем не слушал!
     - Чем же я тогда занимался? Даже банан не ел! Только тебя и слушал!
     - Я сказала, что ты - мой брат.
    И замолчала. Мне тоже нужно было некоторое время, чтобы обдумать услышанное. То есть понятно, что это - своего рода извращённый американский стёб. Но хочется спросить: над кем стебётесь, господа хорошие! Над собой стебётесь! Ладно, а как она объяснила, что говорит со мной на странном и непонятном языке?
     - Я сказала, что ты - двоюродный брат.
    Чёрт. Опять мысли вслух. Или она их читает? Надо с этим завязывать. Может просто снять наушники, и взять трубку?
     - Стало быть, что не положено брату родному, то разрешено брату двоюродному?
     - Вроде того. А с чего это вдруг тебя так заинтересовывалово…
     - Заинтере-со-ва-ло. Никто никуда ничего не засовывает. Всё лежит там, где лежит.
     - Спасибо.
     - Any time, forever you are.
     - Don't speak…
     - Jawoll, meine kleine Christen. Mein libchen…
     - Прекрати издеваться!
     - Я хотел только выразить благодарность…
     - Выражай её по-русски. Или перестань плеваться словами, как настоящий заправский… как ты их именуешь…
     - Называешь. Называю я их швабами. Как и все. И хватит! Надоело говорить ни о чём. Давай поговорим о Брюсе. Хоть что-то…
    Иногда, нечасто, я позволяю себе подобные реплики. Просто так, чтобы не заснуть.
     - А ему я как раз и сказала, что ты - немец. И живёшь, соответственно, в Deutschland…
     - Ага. И беседуем мы с тобой на швабском. Ну-ну. Ни один дурак в такое не поверит.
     - Поверит. Только не говори, пожалуйста, что все американцы тупые. Ну не знает он ни одного языка, кроме английского. Он же пару раз с тобой говорил. А акцент у тебя - как у Шварценеггера, только в сто раз сильнее…
    Всё. Теперь я ни за что не узнаю, что же такого хотела сказать Кристин о Сюзан. Трёп о знании-незнании языков может занять всё отпущенное до выгула собаки время. А может, и больше. И ничего с этим не поделаешь. Конечно, у всех есть слабости. Даже у меня.
    Мысли покатились по привычной, хорошо накатанной дороге, когда прозвучало имя Сюзан. Встрепенувшись, как боевой конь, я весь обратился в слух:
     - Прости, дорогая, но тут какие-то помехи. Ничего не слышал. Повтори, пожалуйста.
     - Я только хотела сказать, что решила тебе сказать, то, о чём не могла тебе сказать вчера. Вот я подумала, и решила сказать…
     - Кристи! Что за чёрт! На каком ты языке говоришь! Тебе что, холодильник на ногу упал?! Надеюсь, не на ту, в которой мозги. А то знаешь, эти холодильники…
     - Какой холодильник? Просто…
     - Извини, солнце, не могла бы ты изъясняться попроще? Ничего не понимаю!
    Это у нас бывает. То я начну нести какую-нибудь околесицу, обильно изукрашенную причастными и деепричастными оборотами, не зная как из неё выбраться, то Кристин. И, ещё не известно, кому проще с этим бороться. То, что язык родной, ещё ничего не говорит. Она профессионально знает структуру языка. Учили её этому. А меня учили только С++ да Фортрану. Хорошие языки, только не очень то на них поболтаешь.
     - Понимаешь, у Сюзан - патологический страх смерти. Вообще-то, это у неё давно. Но, в прошлый приезд особенно проявилось. Я правильно сказала "патологический"?
     - Правильно.
    Ответ был исключительно рефлекторным. Настоящий ответ созрел несколько позже. И даже не один. Но, к сожалению, высказать их вслух, никак нельзя. Поэтому, пропустив первый десяток, я осторожно осведомился:
     - Знаешь, то, что тебе кажется очевидным, вовсе не является таковым для меня.
     - Прости, ты не мог бы повторить это помедленней?
     - Попробую. Мне не известно то, что известно тебе. Расскажи подробнее.
     - Да, собственно, тут много и не расскажешь.
     - Тогда я тебе не верю.
     - Почему?
    Посмотрел на потолок. Почесал междуушное пространство. И в самом деле, почему?
     - Кристин, я ведь тоже немного знаком с этой девушкой. Конечно, она американка, но не настолько.
     - А насколько?! Ты опять!
     - Да нет!!! Прекрати! Хватит. Нормальный-ненормальный, немецкий-русский… Какие там проблемы могут быть у Сюзан? Она что, ходила по L.A. пользуясь исключительно подземными коммуникациями, а, возвращаясь, забивалась под кровать?!
     - Не неси ерунду…
     - Ерунду болтают, или, ерундой болтают. А носят - чушь.
     - Спасибо. Так вот: не болтай ерундой! Ни под какую кровать она не забивалась, и подземными ком-му-ни-кейшн она не пользовалась…
     - Ком-му-ни-ка-ции.
     - Спасибо.
     - Такие вещи трудно описать. Ну, знаешь, увидела очень большую машину, и побледнела. Ещё там всякое… Когда по мосту едет, то забирается в самый крайний левый ряд.
    Вот, значит, что у американцев является мерилом нормальности. Если, значит, поехал в левый ряд, да испугался грузовика, то всё - псих. Параноик. Ладно, поспрошаем дальше.
     - Ты чего молчишь?
     - Тебя слушаю.
     - Я уже минуту молчу. Ответа жду.
     - Знаешь, у нас опять проход к "Курской" открыли. Дворами. Но я там ходить боюсь.
     - Я тоже боюсь. Всегда боялась. Там сосульки здоровенные, дорожки скользкие.
     - Ну вот и готово ещё два параноика.
    Кристин яростно засопела. Я уже испугался, что она трубку бросит, но яростное сопение не ослабевало. Оно переходило в неразборчивую брань на зарубежном языке.
     - Кристин! Кристин! Дыши медленно и глубоко! Don't worry, honey, don't worry. Ease, ease. One, two, three, one, two, three. Are you ok? Ease, …
     - You… you…
    Дальше шла совсем непечатная брань, но я, тем не менее, продолжал свои "One, two, three…" И, Кристин постепенно успокоилась.
     - Ты чего! Совсем рехнулась! Я уж испугался, что тебя апоплексический удар хватил!
     - Это тебя апокалипсическим ударом я тебя ударю, только доберусь до тебя!!!
     - Слишком много местоимений, и вообще, предложение построено неверно.
     - Ты опять начинаешь?!
     - Что! Что я начинаю?! Ты не придумывай ничего. Я не Брюс, и не собираюсь над тобой издеваться.
    В этот момент дверь открыл Пёс, и вежливо напомнил о своих естественных потребностях. Я попросил потерпеть ещё пятнадцать минут. За эти секунды Кристин почти совсем успокоилась.
     - Тут Пёс заходил, привет передавал. Так что, у нас осталось минут семь. А насчёт паранойи…
     - Да знаю я, знаю. То, что я говорю, звучит неубедительно. Но ведь есть разница, между нежеланием ходить по скользкой тропинке, и странными, ничем не оправданными проявлениями страха…
     - Ей чудится, что по пятам идут насильники и разбойники…
     - Что такое "чудится"?
     - Мерещится, кажется…
     - Нет. У неё нет мании преследования. Только… как бы это сказать…
     - Я понял.
    Кристин вновь взвилась, но, на сей раз намеренно. Уж кто-кто, а я знаю, когда она делает это специально, а когда - нет:
     - А ты вспомни, напряги свои… хотя, что там напрягать! Но повспоминай всякие истории с Сюзаной.
     - Ладно, понапрягаю. Но она завтра уже прилетает, так что, осталось слишком мало времени для напряжений. Всё. Пора мне на прогулку. Иначе Пёс испортит…
     - Ты уж сам позвони.
     - Ладно. Передай привет специалисту по германским языкам.

Прогулка#2
    С наслаждением я снял с головы эти дурацкие радионаушники. Во-первых, они слишком давили на голову. Во-вторых, мои мысли в слух перестали быть мыслями для "внутреннего пользования". Хотя, может быть, именно эти наушники отучат меня трепать что попало. Нет худа без добра. Войдя в спальню, я обратился к жене:
     - Дорогая, скажи мне, я часто бормочу вслух?
    С трудом отрываясь от книги (она недавно купила какое-то очень крутое собрание чьих-то сочинений в двухстах томах, и теперь, отвлечь её от чтения весьма затруднительно), пару раз моргнула, и глубокомысленно произнесла:
     - Что? Прости, я прос…
     - Вижу. Ты действительно прос… но, дело не в этом. Скажи мне, часто ли я разговариваю сам с собой.
     - Нет. Во всяком случае, я никогда не слышала. Бывает, поёшь, когда музыку в наушниках слушаешь. Но это не страшно. Это всего лишь невыносимо. А так…
     - Спасибо. Ладно, я пойду Пса выведу. Кстати, а что ты читаешь?
    Она посмотрела на обложку здоровенной книги, и молвила:
     - Аристофана читаю. Слышал такого?
     - Конечно! Бажов, Пастернак, Аристофан! Сибирские писатели середины прошлого века. Но я думал…
     - Какой ты у меня умный! Иди, иди, проветрись.
    И снова углубилась в чтение. Я чмокнул её в щёку, и пошёл "седлать" Пса. Пёс стоял смирно, а мысли текли рекой. Да, помимо "во-первых" и "во-вторых", существует ещё, и "в-третьих". Более того, только сейчас выяснилось, что имеет место и "в-четвёртых". Итак, по порядку: давят на уши, не дают думать вслух и мешают играть в игру. Хочешь не хочешь, но проигнорировать любые мысли Кристин теперь не удаётся. Если телефонная трубка вещает в одно ухо, её легко оторвать от последнего, да и просто не слушать, то наушники долбят со всех сторон. Игнорировать чужие измышления становится всё труднее.
    Оп. Стоп. В этот сугроб я не полезу. Если хочешь, собак мой ненаглядный, валяйся в снегу сам. Давай-ка пойдём к старой школе. А-то ходят тут всякие овчарки и рок… ротве… короче, злые собаки. Вот, правильно! Так держать!
    Пёс взял направление и затрусил к нашему пустырю. А я тем временем, со злостью подумал, что общение с Кристин одарило нашу светлость очередной вредной привычкой - мыслям вслух. Чёрт с ними, с мыслями. Но вслух - это явный перебор даже для меня.
    Прямо по курсу обнаруживается мрачная болонка, и, разумеется, Пса тянет к ней с неудержимой силой. Ну куда ты к ней примащиваешься, рыжая морда! У тебя нос больше, чем вся эта… мгм… собака. Однако, Пёс, видимо, иного мнения о своих масштабах. Ладно, один фиг, ничего у них не получится, по причине тех же масштабов. Да и зад у болонки замотан. Так что, нюхайтесь на здоровье.
    Я посмотрел на небо. Как и все, я люблю смотреть на звёзды. Звёзды - это да. Так что там плела Кристин? Что я там должен вспомнить?
    И тут я действительно вспомнил. Но это же был только эпизод, малозаметный такой случай. С каждым может случиться.
    Дело было в сентябре. Мы с Сюзан поехали на ВДНХ в мемориальный Музей Космонавтики. Погода стояла отличная, и, после посещения Музея, мы решили погулять. Прошлись по аллеи с бюстами Королёва и первых космонавтов, и решили пойти на саму выставку. Очень ей там фонтан нравится. А мне - так больше сосиски. Посмотрели на фонтан, сожрали по паре сосисок, и тут Сюзан увидела колесо обозрения. То есть, она, конечно, его и раньше видела. Его издалека видно. Оценив вблизи огромные его размеры, а с ними, и открывающийся сверху вид, она схватила меня за руку, и, как ребёнок, изо всех сил потащила к этому чёртову колесу.
    Против всех ожиданий, очередь желающих полюбоваться Москвой с высоты воробьиного полёта, оказалась совсем короткой. Сюзан достала свою "мыльницу", и гордо объявила, что будет снимать. В этот момент очередь подошла к кассе. Угрюмый продавец билетов что-то вопросительно буркнул. Я переспросил. Оказалось, что помимо обычных кабинок, там есть открытые сиденья. Не долго думая, я купил билеты "на свежий воздух" с тем расчетом, чтобы от вида на город, нас не отгораживал дешёвый и грязный плексиглас.
    Посадка на эти самые сиденья произошла мгновенно. Стоило двум червонцам исчезнуть в лапе угрюмого продавца, как нас запихнули в кресла, придавили ноги странными приспособлениями, и пожелали счастливого пути. Радостно поднимаясь вверх, с каждым мгновением я чувствовал себя всё ближе и ближе к звёздам. И вдруг рука Сюзан судорожно вцепилась в моё плечо. Я обернулся. По щекам девушки текли слёзы, и вообще, судя по всему, приближалась истерика. Я обнял её (насколько это позволяли странные приспособления по удержанию пассажиров от суицидальных наклонностей) и начал говорить всякую успокоительную чушь. Прошло всего несколько секунд нашего путешествия, а Сюзан трепыхалась в моих объятьях, как вытащенная на берег килька.
    Тем временем, колесо поворачивалось, и нас неудержимо влекло вверх. Левой рукой я попытался закрыть девушке глаза, когда кресла достигли апогея. И тут кабину начало раскачивать. Сюзан судорожно вцепилась в руку, которая безуспешно пыталась скрыть высоту от её взора. Теперь ужас охватил её окончательно. Схватил и держал костлявой рукой прямо за горло. Она даже не кричала. Тихонько попискивала. Но, всё на свете имеет свой конец. Медленно, как бы нехотя, кабинка миновала апогей своей скромной орбиты, и начала спуск.
    К тому моменту, когда нас вытащили из кресел могучие руки жрецов чёртова колеса, Сюзан пришла в себя окончательно. Ей было очень стыдно. Хотя, на мой взгляд, стыдится здесь нечего. Все чего-то боятся. Даже такой герой как я.
    Час спустя мы сидели в кафе. Сюзан курила свою первую (и, видимо, последнюю) в жизни сигарету. Я пил чай, а она не могла. Очень сильно дрожали руки.
    Пёс с видимым неудовольствием отошёл от болонки. Потом направился к фонарному столбу. Я отвернулся. Что бы он там не делал, во всяком случае, он не сожрёт какую-нибудь гадость, от которой будет мучиться брюхом неделю.
    Итак, что мы имеем? Квартира есть. Стиральная машина и видео - всё, как просила Сюзан. Даже телевизор там приличный. И, главное, квартира эта в пяти минут ходьбы от моего дома. Вроде, всё готово. Чёрт, придётся завтра заехать за ключом. То есть, выезжать надо не за полтора часа до рейса, а за два. А то и больше. Всё моя лень ненаглядная!
    Так. А вот с этой большой болонкой нам общаться совсем не стоит. Пёс ей на один зуб. А я - на второй. Налево, направо, уходим огородами. Пёс, ты всё сделал? Может, домой пойдём?
    Пёс не выразил особой охоты, но всё-таки последовал за мной. Трудно отказать человеку, тянущему тебя за шею, особенно, если этот человек в четыре раза тяжелее.
    В соседнем дворе пришлось задержаться. Свежий снег оказался неожиданно привлекательным для Пса. Он нырнул в сугроб, и несколько мгновений из него торчал только рыжий хвост, развевающийся как флаг на ветру.
    Итак, Кристин ждёт моего звонка. Вряд ли она так уж хочет поговорить о Брюсе. И вряд ли её интересует мой подробный отчёт о собачьей прогулке. Ну уж нет, фигушки, не будет тебе, родная, рассказа о страхе Сюзан.
    Пёс ненавязчиво притащил меня к машине. Да, на этот раз он прав. Нужно посмотреть, брать ли лопату, или прямо сейчас вызвать спасателей. Пёс копался где-то в районе крыши автомобиля. Ещё немного - и он откопал небольшой кусочек огромного БМВ. Придётся выходить ещё раньше. Работы здесь - непочатый край, невзирая на героические усилия собаки.

Разговор#2. Завершение
    Компьютерные наушники всегда вдохновляли меня больше, чем это странное устройство, которым я пользовался вместо телефона. Одно движение подбородка - и микрофон оказывается отключённым. Даже руками двигать не нужно. А подключиться ещё проще. Короче говоря, я надел наушники, посмотрел на жену, и, включил компьютер. Потом, снял наушники, и пошёл делать чай. Пока машина войдёт в сеть, пока найдёт нужный сервер, пока наберёт номер… В общем, можно не только сделать чаёк, но и выпить его.
    В конце концов, связь установилась, и тупо уставившись в монитор, сообщавший о количестве полученных и отправленных бит, я принялся ждать, когда же Кристин, наконец, снимет трубку. За дверью Пёс с тяжёлым вздохом рухнул на пол. Жена поднялась с дивана, чмокнула меня в макушку и сказала, что идёт спать. С крыши упала сосулька. А ответа всё не было. Наконец, недовольный мужской голос что-то произнёс в левом ухе. Я подёргал за провод, и сказал:
     - Экскьюзе ми, ват?
    Теперь он звучал уже в обоих ухах. Как Карлсон у фрёкен Бок. Но, несмотря на положительные изменения, я не понимал ни слова. Это не был английский язык. Более того, я никогда подобного языка не слышал. Может, Брюс наконец-то спятил окончательно?
     - Ду ю спик инглиш?
    А в ответ только какое-то хурлы-мурлы. Потом знакомое слово. Но - непечатное. Довольно странно в данном контексте. Может, в таком случае он знает русский? С чего это я взял, что все на Земле говорят только по-английски?
     - А по-русски вы не говорите? Sprechen sie deutch?
     - Да, я немного говорить русски. Только я не понял последнюю слову.
    Вот и говори об английском, как о языке межнационального общения!
     - Вы не скажите, куда я позвонил?
     - Это, однако, усадьба Урумберек Батыр. У телефона…
     - Нет, простите, это какая страна?
     - Монголия. А куда звоните?
     - Извините, я, наверное, ошибся кодом. А звоню я в Китай.
     - Ничего, однако, бывает. Попробуйте ещё раз. До свидания.
     - До свидания.
    Вот так да! Фигушки я поговорил бы с этим мужиком на любом другом языке! Кроме русского да монгольского. Надо написать статью о роли родного языка в укреплении международных телефонных связей.
    Мои размышления о величии Великого и Могучего прервал голос Брюса:
     - Hello!
     - Хелло, хелло. Хав ар ю, Брюс?
     - Ok. And you? What's new in Germany?
     - Вери гуд. Ви мейд нью мерседес.
     - Good. Germany engineering is very good…
    Видимо, он отнёс трубку ото рта, но крик вполне компенсировал удалённость микрофона от источника звука:
     - Christine, Christine, it's your brother from Germany.
    Если бы я и собрался что-нибудь сказать этому знатоку языков и географии, то просто не смог бы. Я-то полагал, что Кристин шутит…
     - Как твой Пёс?
     - Велел передать тебе пламенный привет. Сам не может - жрёт. Намаялся, бедолага, за полчаса.
     - А что такое "бедолага" и что он сделал?
     - "Бедолага" значит неудачник. Но в данном контексте…
    Автоматически я объяснял все эти тонкости языка, которые она когда-то знала лучше меня. А в голове вертелась мысль: неужели мы опять перемоем все кости несчастной Сюзан? А Кристин, выслушав мои наставления по поводу лингвистических болот, без всякого перехода сказала:
     - Я нашла квартиру для Брюса. После разговора с тобой…
     - Ну уж нет. Включи микрофон погромче, я хочу всё это записать. Более того, у полиции будет свидетель, которого непременно пригласят в Америку. Таким образом я попаду на твои похороны.
     - Дурак.
     - Сама такая. Уж лучше тебе самой смыться.
    Чёрт меня дёрнул во всём ей поддакивать! Три месяца кивал головой…
     -… я. Это мой дом…
     - Будет через тридцать лет, если доживём…
     - Мой! А он уйдёт…
     - Лучше скажи: Сюзан вылетела?
    Кристин замолкла на полуслове, а я уставился в монитор, который услужливо показывал количество переданных и полученных байт. Чрезвычайно важная информация!
     - Конечно, вылетела! Как будто сам не знаешь! Так о чём я говорила?
    Точно. Набрав пару команд, я заставил показать монитор нечто более значимое, чем килобитный вес нашего трёпа: самолёт из L.A. вылетел час назад, точно по расписанию. Надо будет перед выходом посмотреть, во сколько точно он прибудет.
     - Так вот: план разговора я уже продумала.
     - А тезисы на бумажке записала?
     - Какие тезисы?
     - Апрельские! Как у Ленина! Ты что, историю партии не проходила?
     - Ты надо мной издеваешься! У меня такая сложнема…
     - Проблема…
     - Спасибо. Проблема, а ты со своими шутками! Я их не понимаю!
     - Когда мы жили вместе, ты прекрасно всё понимала. Но, я, конечно же, не издеваюсь. Просто ты говоришь какую-то ерунду. И собираешься сделать глупость. Забей ты на этого Брюса!
    Тишина в эфире. Кристин сидит на диване и лихорадочно соображает, что же я сказал такого умного. Забавно, она даже не сопит в трубку.
     - Тебе просто говорить.
     - Да, просто. Более того, я делаю это с двух лет, и делаю с удовольствием. Кстати, о необходимости просто говорить: когда я тебе звонил, то сначала промахнулся, и попал в Монголию. И только великолепное знание русского языка помогло мне выяснить, куда же я дозвонился. Вот так.
     - Это была усадьба Урумберек Батыр? Так я попадаю туда раза три в неделю.
    Ну что тут скажешь?! Непроизвольно я развёл руками. И, конечно же, кипа компакт-дисков, вечно стоящая рядом с компьютером, с чугунным грохотом рухнула на пол. Я вздрогнул. Кристин спросила: "Что случилось?". Пёс залаял. Проснулась жена.
    Сидя на полу и собирая диски, с наушниками на голове и микрофоном во рту, я объявил: Дорогие дамы и господа! Ничего страшного не произошло. Случайно я уронил сорок один сидюк, но все они живы и здоровы. Так же как и я. Прошу прощения за причинённые неудобства.
    Пёс, полностью удовлетворённый объяснениями, кивнул головой, и отправился спать. Жена покачала головой, потрогала мой потный лоб, и удалилась в спальню. Кристин же ехидно заметила:
     - Знаешь, ты всегда мечтал сделать "заявление для прессы". Поздравляю с зачином.
     - Почином, - отозвался я из-под стола.
    Сидюки действительно не пострадали. Даже те, что лежали по четыре штуки в одном боксе. Нежно поглаживая диск Сатриани, я, наконец, вылез из-под стола. Там всё было по-прежнему: компьютер тихонько шелестел, монитор поставлял жизненно необходимую информацию, а в ушах раздавалось нетерпеливое сопение. Наконец, Кристин не выдержала:
     - Ну что, вылез?
     - Да. А откуда ты знаешь…
     - От верблюда. Мы с тобой столько лет…
     - Хорошо.
     - Кстати, ты не забыл, что завтра приезжает Сюзан?
    Да, мы действительно давно дружим. Иногда мне кажется, что эта дружба - одно из самых больших моих наказаний. Слишком уж хорошо Кристин знает, когда и какую гадость нужно сказать. Я до этого никогда не опускаюсь.
     - Правда? Вот здорово! А надолго? Она успеет зайти в гости?
     - Ты там не сильно ушибся? Ты должен её встретить и отвезти…
     - Я? Но когда? И как? У меня машина уже три дня в ремонте!
     - А-уф-а…
     - Дыши спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох…
     - Ну, всё? Прекрати немедленно!
     - Уже прекратил. Машина в порядке, правда, её ещё надо откопать, квартиру я видел три дня назад. Всё в полном порядке.
    Кристин, наконец, успокоилась, хотя и дышала тяжело. Всё-таки телефонное общение, помимо многочисленных недостатков, имеет одно неоспоримое преимущество: невозможность нанесения (или получения) тяжёлых телесных повреждений.
     - Ладно. Перед прогулкой, мы с тобой говорили о Сюзан. Помнишь?
     - Да. Ты просила меня вспомнить о страхе смерти. Так вот: у меня такой страх присутствует…
     - Да нет! Scheise! Не у тебя, у Сюзан! Поверь, это не порожние слова.
     - Пустые.
     - Спасибо. Не пустые. Ты вспомнил?
     - Да как тебе сказать… Ничего особенного.
     - А что? Что именно?
     - Да понимаешь…
    И, понукаемый и подталкиваемый неутомимой Кристин, я поведал о случае на ВДНХ.
     - Ну, видишь! - резюмировала она.
     - Не вижу! Ничего не вижу! Знаешь, когда я первый раз в жизни попал в автомобильную пробку в другой стране, то почти обделался. Помнишь, я тогда у Кетрин первым делом в душ пошёл? Так вот я…
     - Это совсем другое дело!
     - Ну ладно, может, и другое. Я змей боюсь до потери сознания. И вообще, мне пора спать. Вставать рано.
     - Да, иди поспи. Может, что и вспомнишь. Я тебе завтра позвоню. Если дома не будет, позвоню на квартиру Сюзан. Но ты сильно не прав.
     - У меня судьба такой.
    Сняв наушники, я с удовольствием нажал на кнопку под двусмысленным названием "закончить связь". Что, собственно, её заканчивать, если она уже много лет назад почила в бозе?
    Несколько минут я сидел перед монитором, размышляя: работать или спать? Открыв проект и увидев конструкцию, "которая никогда не полетит", я пришёл к единственно верному решению - утро вечера если и не мудренее, то уж во всяком случае, насыщеннее. Во всяком случае, завтрашнее. Итак, вперёд, на боковую.

Поездка
    Лопату я ненавижу больше будильника. В конце концов, будильник можно проигнорировать, выкинуть в окно, разбить. Что и говорить, способов много. А вот лопату приходится брать в руки по "доброй воле". А я и лопата, это как волк и заяц. Полагаю, что лопата так же не испытывает ко мне тёплых чувств. Ну, ничего, откопаю я этот чёртов бимер, и лопату сожгу.
    Я долго примерялся и проверял, тот ли сугроб буду копать. Были уже прецеденты, когда я откапывал соседские автомобили. Наконец, показался бампер, и лопата в привычном темпе взялась за дело.
    Минут через двадцать работа была, в основном, закончена. Осталось прокопать тропинку, по которой этот чёртов крокодил выберется на дорогу. Я вспотел, но лопата ни на секунду не замирала. Наконец, творение баварской инженерной мысли предстало во всей своей красе.
    Не могу сказать, что я люблю этот автомобиль. Да и другие тоже. Но этот… Разумеется, я его не покупал. Заработать честным трудом на такой драндулет очень тяжело. Достался он мне при дележе имущества нашей несчастной фирмы во время очередного экономического кризиса. Тогда я и не представлял, чего мне будет стоить обладание этим аппаратом. Он жрёт всё, причём со страшной силой: недешёвые запчасти, синтетическое масло, дорогущие шины, и тонны, буквально тонны девяносто пятого бензина. Плюс к этому, неизбежные штрафы, удваиваемые маркой машины, налоги и очень дорогие ремонты. К тому же припарковать драндулет, размером с троллейбус весьма проблематично. Нет смысла и продавать этого монстра: стоит он теперь как два жигуля. Пусть живёт.
    Надавил пальцем на кнопку сигнализации - работает! С замиранием сердца поворачивал я ключ зажигания. Но, вопреки самым плохим предчувствиям, всё обошлось, и через пять минут бимер уже пробирался дворами к Кольцу. Стоп. Первая пробка. Я нырнул обратно во двор, и поехал "огородами".
    Конечно, избежать пробок в Москве никому не удаётся, но сократить время пребывания в "автомобильных очередях" - вполне возможно. Посему, я предпочитаю пугать старушек во дворах, а не коптить небо на дорогах.
    Ну, вот и Кольцо. Устроившись в правом ряду, я, наконец, включил музыку. Конечно, будь у меня время, я непременно поставил бы что-нибудь другое. Но, ладно, пусть будет Роджер Вотерс внутри, и мокрый снег снаружи. Ага. Вот и поворот. Нам сюда. Сто метров прямо, потом во двор, третий подъезд, седьмой этаж, квартира сорок один. Семён Альфредович.
    Через пять минут я, уже с ключами от новой квартиры Сюзан (в двух экземплярах) снова сидел за рулём. Теперь прямо, мимо музея Советской Армии, на Кольцо, потом на ленинградку, в Шереметьево.
    Всегда люблю смотреть на ракету, стоящую у входа в музей. Несмотря на дождь, снег, голубей, она прекрасна. А рядом - Танк. Танк с большой буквы. Танк нашей Победы - Т34. И вдруг, сквозь мрачные тексты Вотерса, я услышал голос Кристин. И был сей голос столь явственен и рельефен, что пришлось на минутку остановиться. Благо, за мной никого. События, происшедшие через месяц после катания на колесе обозрения обозначились с необыкновенной чёткостью.
    Сюзан меняла билет в Америку на более поздний срок, и оказалась в этих краях. Позвонила мне, и пригласила на прогулку. Гуляли долго - часа полтора. Благо рядом сад опять той же Советской Армии. И одноимённый театр. Я долго распинался об уникальной архитектуре этого сооружения, а потом она спросила, почему здесь всё "имени Советской Армии". Для меня это всегда было загадкой. Причём, не только относительно вышеупомянутой армии, но и названий вообще. Например, если стоишь на улице Амундсена, то не далее как в ста метрах обязательно находится улица Нансена, чуть дальше - Баренца или Шмидта. А уж если ты на улице Судостроительной, то всё, пиши пропало. Выбраться из Корабельных, Винтовых и Судоремонтных улиц и Якорного тупика, практически невозможно. Так я ей всё это и рассказал. Сюзан заинтересовалась: а есть ли здесь ещё что-нибудь армейское? Конечно, ответствовал я. Например - музей. И мы пошли смотреть музей.
    Собственно, я хотел показать ей бронепоезд. По ту сторону Атлантики о них, наверное, и не слышали. Ворота в музей, вернее, в его наружную часть были закрыты. Но размеры выставленных экспонатов позволяли (и позволяют) рассматривать их с любого расстояния. Подойдя к забору, выяснилось, что бронепоезд совершенно не виден за частоколом ракет самого разнообразного назначения. Думаю, что, заправив и снарядив весь этот арсенал, можно если и не выиграть, то уж во всяком случае, начать приличную военную кампанию.
    Сюзан с интересом смотрела на боевые ракеты - никогда она не видела их в таком количестве. А может, и не видела их вовсе. Мы прошли несколько шагов и оказались в царстве авиационной техники. Самолёты не стремились так нагло вверх, как ракеты, и отсюда была видна бронированная паровозная труба. Сюзан предложила вернуться сюда утром, но я-то знал, что обойдя забор, мы, наконец, сможем увидеть восьмое чудо света.
    Девушка шла первой. Она завернула за угол, и я услышал какой-то сдавленный хрип. Поспешив, я увидел Сюзан. Глаза и рот её были до невозможности открыты, руки сжаты в кулаки. Никогда бы не подумал, что она может так хрипеть.
    Прямо перед Сюзан стояли четыре огромных танка с красными звёздами на башнях, а один из стволов практически упирался в её голову. Я было засмеялся, но потом… Уж и не знаю, кому из нас было страшнее. Мне, осознавшему, наконец, что мою подругу, с молоком матери впитавшей страх перед русскими и немецкими танками вот-вот хватит удар. Уже потом, когда мы сидели в кафе, Сюзан рассказала, что пережила её мать во время войны. Ещё ребёнком, до переезда из Польши в Штаты, она навсегда испугалась больших гусеничных машин. В том числе и тракторов. Разумеется, она передала свой страх и дочери. А если добавить к этому истерию холодной войны и постоянное запугивание русскими танками…
    Но это было позже. А сейчас мы стояли перед этой грудой железа, и я не знал что делать. Сначала я просто закрыл ей глаза ладонью, потом развернул спиной к музею, и потащил обратно, к самолётам. Потом достал из кармана бутылку с минералкой и влил в полуоткрытый рот. Сюзан поперхнулась, закашлялась, и начала приходить в себя. Попытку упасть в обморок я пресёк на корню - не май месяц в лужах валяться. Одной рукой поддерживая её за талию, я потащил девушку к дороге. Как назло, машин практически не было, и добирались мы до ближайшего кафе минут сорок. И ещё час после этого, она приходила в себя. С тех пор мы никогда не говорили о транспорте на гусеничном ходу.
    Пришёл в себя я уже на подъезде к Шереметьево-2. Да, чёрт возьми, думал я, поворачивая на стоянку, таки права Кристин! Придётся присматривать за бедняжкой! Ну, а зачем же ещё нужны друзья? И, переполненный сознанием собственной важности и значимости, я вошёл в зал ожидания.

Финал
    Вокзал он и есть вокзал. Будь он хоть трижды международным. Грязные урны, полутёмный зал, толпы. Взяв чашечку чая, я направился к столику. Даже приятно постоять, после долгого управления автомобилем. Посмотрел на табло. Всё правильно. Самолёт прибывает по расписанию, и будет здесь через пятнадцать минут. Неспешно, нарочито медленно, выпил я кружечку чая, и ленивым шагом направился к таможне. Объявили, что рейс из L.A. совершил посадку.
    Сюзан появилась минут через тридцать. Издалека девушка сильно напоминала отечественных челноков. Даже не самих челноков, а пародию на них. Она тащила огромные, совершенно неподъёмные на вид баулы, и, видимо, у неё ещё был багаж. Я мысленно содрогнулся. Одно дело, дотащить пару мешков от самолёта до таможни и погранконтроля, и совсем другое - до машины, которая стоит не меньше чем в километре отсюда.
    Помахав рукой, я подошёл вплотную к двери, чтобы сразу перехватить баулы. Сюзан заметила меня, и вымученно улыбнулась.
    Ещё несколько минут, и бросив своё необъятное имущество на грязный пол, она совершенно неприлично прыгнула на меня. Разумеется, я не позволил никаких особенных вольностей. Только когда затекла спина, сказал, что нужно ехать.
    И вот, мы катим багажные тележки по зданию аэропорта. Сюзан восторженно бормочет о том, какие сны она успела посмотреть за время полёта, а я всё думаю, как мне себя вести. Теперь.
    Открывая багажник, я вежливо осведомился, что она такое тяжёлое сюда привезла.
     - Параплан. Один мне, один - тебе. Будем вместе летать. Ты не представляешь, какой это satisfaction - летать на параплане.
     - Угу. Не представляю. Зато я неоднократно видел наши больницы.
    Она рассмеялась. Удобно смеяться, когда стоишь прямо, и наблюдаешь за физическим трудом другого человека, наполовину засунутого в необъятный зад восьмицилиндрового бимера.
     - Я уже почти сто раз летала - и ничего. Даже камеру с собой брала. Тебе понравиться! Я даже узнала, где в Москве летают на парапланах.
    Со злостью, я хлопнул багажником. Оказывается, Сюзан не стояла прямо, а запихивала что-то на заднее сиденье. Потом, видимо, запихнув всё, что хотела, она вылезла из машины и протянула мне подозрительного вида, цветастую коробку:
     - Это тебе. От Кристин.
     - Что там?
     - Комплект интернет-видеокамер, что бы вы могли не только слышать, но и видеть друг друга.
    Я закурил, и со злостью, полез в машину.